Одинокий орк [= Странствия орка; Возвращение магри ] - Галина Львовна Романова

— Ничего особенного. — Брехт вдруг опять ощутил сосущее чувство пустоты. У него что, снова начались провалы в памяти? — Белые волосы, желтые глаза.[13]На вид лет тридцать пять — по вашим, человеческим, меркам. Вроде как целитель. Жил в Эвларе. Потом продался… Дочь у него. Сорка. Взрослая уже.

— А жена? — насторожился шрамолицый. — Жена была или родители?

— Про родителей мне ничего неизвестно, — пожал плечами Брехт. — А с женой они давно расстались. Она… ушла. А, вспомнил! Он говорил, что его должны куда-то увезти, дескать, на такой товар нашелся покупатель где-то далеко…

— Все верно, — с каким-то облегчением вздохнул шрамолицый. — Видел я этого магри. Среди фьордеров с Ледяных Островов. — Роб Рыбка присвистнул. — Вначале в кандалах ходил, как раб, а потом с него цепи сняли и на весло посадили. Он мне жизнь спас. Дважды. Если бы не он, торчать бы мне на колу над стенами Рэллебога… Я хотел найти кого-нибудь из его родных, чтобы передать…

— Его родню уже нашел я, — перебил орк. — А где мне искать Каспара Каура?

— Разве я не сказал? Из Рэллебога, где мы виделись, он отправился на Ледяные Острова с фьордерами. Ищи его там.

— Может быть, ты согласишься…

— Э, нет! — Шрамолицый фыркнул и отступил на шаг. — Мне на север хода нет. Я — изгой. Если появлюсь там — смерть! — Он дотронулся до изуродованного ожогом лба. — Так что ищи его сам.

— Ладно, спасибо. — Брехт полез было за пазуху за кошельком, но вспомнил, что денег у него практически нет (те несколько медяков, что остались, он скрывал ото всех). Недолго думая он шагнул к Робу Рыбке, схватил его за руку и, буркнув: «Он тоже давно застрял!», сорвал с его пальца еще один перстень. — На, за груды!

Ошеломленный таким поворотом дел, Рыбка остался сидеть, вытаращив глаза и разинув рот, а получивший награду шрамолицый поскорее ретировался.

— Ну… и… это… а, — вот все, что смог выдавить из себя Роб Рыбка, когда шаги затихли вдали. — Т-ты…

— Я, — оскалился Брехт. — Что не так?

— Т-ты! Ты!..

Снаружи послышался топот ног, и в комнату ворвался давешний шрамолицый. На нем, если так можно выразиться, не было лица.

— Облава! — выдохнул он, прижимая руки к груди. — Ночью кого-то важного прибили, и, кажись, прямо здесь!.. Всех подряд хватают!

Роб Рыбка стрелой кинулся к окну, матюгнулся и тут же отпрянул, кинувшись собирать вещи.

— Валим отсюда! — рявкнул он Брехту и Льору. — Если всех хватают, то и вас могут замести!

Насколько успел узнать Брехт, властям Геронты было решительно наплевать, чем заняты ее граждане, до тех пор, пока их интересы не пересекались. И тогда власть вспоминала, что обязана поддерживать порядок, и устраивала показательные выступления. Чаще всего все сводилось к облавам и арестам, но бывало, устраивались суды и кого-то ссылали или далее вешали.

Внизу дым стоял коромыслом: слышался топот ног, грохот, женский визг и сочный многоголосый мат. Потом зазвенело железо, раздался первый крик боли. По привычке воина Брехт держал свои вещи в одном месте — так и проверять проще, не пропало ли чего, — поэтому сборы не заняли много времени. Забросив за плечи мешок, одной рукой он схватил копье, другую подал Льору и через три ступеньки ринулся вниз. Роб Рыбка со своими людьми, у которых вещей не было вообще, уже опередили его и за полминуты до того, как орк спустился в большой зал, напоролись на городскую стражу. Надвинув шляпу на глаза и ссутулившись, Роб попытался незаметно проскользнуть, но кто-то его узнал.

— Рыбка! Смотрите, Роб Рыбка!

Сразу несколько стражников метнулись ему наперерез, и он остановился, прижимаясь к стене и обнажая саблю:

— Подходи, кто смелый!

Дураков лезть под лезвие не нашлось, но у стражников кроме коротких городских мечей, которыми удобно работать в тесноте, имелись пики. В лабиринте улиц и тем более в помещении они скорее были символами власти, чем оружием, но сейчас неожиданно пригодились. Сразу три острия уперлись Робу в живот и грудь, и тот скривился от презрения и досады.

— Вот так удача! Самого Рыбку взяли! — воскликнул десятник. — Ну, ребята, что…

Именно в этот миг в большой зал и ввалился Брехт.

Роб увидел его поверх голов стражи и громко крикнул:

— Держи!

На четко поставленную команду стражники среагировали мгновенно: развернулись, нацелив пики на новую мишень. Мишень нехорошо сузила глаза и, рывком задвинув себе за спину испуганно пискнувшего спутника, двумя руками перехватила копье.

Улучив миг, Роб Рыбка действительно рыбкой поднырнул под чей-то локоть и был таков.

— Лови! Держи! Уходит! — заорала добрая половина трактира на разные голоса. Кричал даже трактирщик, досадуя, что он, честный человек, попал под раздачу и должен пострадать от закона (не говоря уже о том, что стража на халяву лишит его запасов выпивки), а известный на полпобережья проходимец и пират выйдет сухим из воды.

Стража разделилась. Одни сломя голову кинулись ловить юркого Рыбку, который чувствовал себя в толчее и сутолоке как рыба в воде, а другие, рыча от злости и досады, атаковали Брехта, дабы выместить свои чувства на нем. Орк рванулся вперед, поудобнее перехватив копье, и, отбив два нацеленных ему в лицо и грудь древка, с размаху всадил острие в живот противника. Это взбесило стражей порядка всерьез. Остальные задержанные были забыты, и все скопом ринулись на орка-одиночку.

Местная тюрьма существенно отличалась от того каменного мешка, в котором Брехту довелось сидеть в Городе Драконов. Это было массивное здание, внутри разделенное на камеры, где одна из стен представляла собой решетку с тяжелым навесным замком. Каменный пол был лишен даже намека на то, что когда-то на него стелили солому. Пришлось сесть на голые камни, подложив порванную в драке куртку. У Брехта отобрали все: вещмешок, засапожный нож, кошелек с остатками мелочи, не говоря уже о саксе и копье. Счастье еще, что в одну камеру с ним запихнули Льора, а ведь сначала всерьез приняли эльфа за девушку и хотели увести. Но юноша закатил такую истерику, что стражники в конце концов были рады избавиться от крикуна.

Камер было два десятка, и в результате городской облавы заняты оказались все. В каждой сидело по шесть-семь человек, а кое-где и больше. Одни арестованные погрузились в мрачное молчание, другие нервничали и едва не плакали, третьи громко звали стражу и взахлеб уверяли ее в своей невиновности. Нашлись такие, кто совал подходившим стражникам деньги, прося пригласить начальство, чтобы те разобрались и выпустили незаконно задержанных. Солдаты подношения брали, но никого звать не спешили: то ли ждали, пока все желающие скинутся, кто сколько может, то ли занимались вымогательством на законных основаниях.

Несмотря на напускное спокойствие, Брехт нервничал. Он прекрасно помнил, что прикончил троих стражников и серьезно ранил еще семерых, из которых как минимум четверо не доживут до завтрашнего утра. И это не считая мелочей вроде свернутых набок челюстей, сломанных конечностей и расквашенных носов. Для нелюдя это почти наверняка означало крупные неприятности — суд и наказание. Поэтому Брехт решил, что не задержится тут — этой же ночью попробует сбежать. И сейчас он поверх головы прильнувшего к нему Льора внимательно рассматривал маленькое окошечко под потолком. Решетка уже подверглась осмотру, и орк был почти уверен, что один-два прута если не сломает, то сможет погнуть основательно. В щель легко протиснется хрупкий эльф, а дальше — дело техники. Льор, кстати, был спокоен, как черепаха, и, вцепившись орку в локоть, сидел рядом с таким безмятежно-задумчивым видом, словно находился на приеме у какого-нибудь эльфийского лорда.